Хочется, знаете ли, переводить бумагу, слагать, складывать, сочинять, стряпать, кропать эдакие славные, милые, недурные и ладные тексты в дайричек, чтобы хотелось автора хватать и ублажать, лелеять, жаловать, души не чаять да любить без памяти. Но для этого должно без числа хорошей литературы попервой прочесть, а затем под впечатлением, да с чашкой душистого чаю (а лучше - коньячку) - прямо за клавиатуру, к перу, перо - к бумаге, и с упоением, ни на миг не отрываясь, выложиться. И в черновики! Ай да Пушкин, ай да сукин сын! Чтоб отлежалось, чтоб вычитать, добавить - а лучше убавить, отточить!

Не дано, нет. Увы!
Молчи, бери с полки, раскрывай в любом месте, список прочел до середины, всё движется любовью, вспоминай, снова молчи. Думай.

... и это все вместо того, чтоб вдавливать свои зенки обратно в череп, сталкиваясь с "изумительным текстом", где три четверти слов - прилагательные. "Упоительные, нежные", перемежающиеся "строгим, цепким", разбавленные лишь предлогами и местоимениями Монбланы описаний.

Писано мартобря 86 числа между днем и ночью, по следам беседы о "случайной удаче обычного поэта Пушкина".